Дети немилости - Страница 151

151

Маг заскулил от ужаса.

Спасения не было.

«Надо задернуть штору, — пришло ему в голову. — Было так хорошо со шторой. Очень хорошо. Задернуть».

Но для этого надо было подойти к Окну…

В комнате стало темнеть. Зеркало над комодом, отразив Окно, начало перенимать его свойства. Потянуло ледяным холодом.

«Штора, — думал Лонсирем. — Штора!» — словно взывал о спасении. Он не мог даже обернуться в ту сторону, где был кошмарный взгляд Окна. Он только протянул руку, отчаянно желая…

Стало тихо.

Выдохнув, маг лег ничком на теплый, с подогревом, ковер и обнял руками голову. Так он лежал, пока рассеивались последние струйки мертвящего холода, к лампам возвращалась яркость, а глубина зеркала прояснялась. Нестерпимо хотелось пить, рот стянуло от жажды. Мысли смешались. Но тело и разум мага теперь хорошо повиновались ему, не было ни слабости, ни тошноты. Тяжело дыша, Лонсирем перевернулся на спину и уставился в потолок. Перевел взгляд.

Повинуясь его желанию, штора вернулась на свое место.

…нет, не в шторе было дело, не в куске ткани — повинуясь его желанию, замолчало и смирилось Окно!

Невольное торжество загорелось в груди. Все еще не в состоянии отдышаться, Лонсирем поднялся на ноги, прошатался к комоду и не глядя налил в большой серебряный стакан чистой воды из кувшина. «Нет, — думал он. — Не тени. Нет. Тени так не умеют. Что же это? Что же это такое? Никто так не умеет. Вовсе это никакая не гостиница. Зачем это все? Что это? Где я?!»

И вдруг он понял, что минуту назад кувшина на комоде не существовало.

Лонсирем медленно опустил недопитый стакан.

Подвело живот.

«Чушь, — подумал он неуверенно. — Я просто не заметил…»

«Четвертая с элементами Пятой, — возразила белая бесконечность. — А скорей Пятая с элементами Четвертой. Свободная комбинаторика на атомном уровне, и учти, Лонси — без всяких схем. Для такой схемы нужен ватман формата «четыре авиаполя».

Лонсирем сел в кресло и закрыл глаза.

— Выпустите меня отсюда, пожалуйста, — немного подумав, тихо сказал он.

«Откуда?»

— Из комнаты этой.

«Ты не пленник. Ты хозяин. Видишь, даже Окно тебе подчинилось. Выходи, направляйся куда желаешь».

— Я хочу домой.

«Отвори дверь, войдешь в большую залу. Господин Кеви на работе, а госпожа Кеви сегодня работает дома».

Лонсирем набрал в грудь воздуха — и промолчал.

— Кто вы? — спросил он после долгой паузы.

Ответ предварила такая же пауза.

«Магия».

«Оно умеет врать», — подумал Лонсирем и, не шевельнувшись, обмер от страха: он был уверен, что незримый собеседник слышит и мысли. Но что же делать, если ему сказали очевидную неправду? Человек, окончивший Королевский университет в Ройсте, не мог вдруг уверовать, что у магии, гравитации или электричества есть разум…

«Судьба», — сказала бесконечность.

Взгляд Лонсирема сам собой обратился к Окну, скрытому шторой. «А не вдруг, пожалуй что, и уверуешь», — беспомощно подумал он. Ни одна из изученных им наук не могла подсказать, что представляет собой Окно.

«Смерть», — сказала бесконечность.

Лонсирем вздрогнул, подобрал ноги, вцепился пальцами в плечи. Его зазнобило.

«Так Я проявляю себя в замкнутом мире, — сказала бесконечность. — Я есмь беспредельная жизнь. Я — источник. Я ломаю определенную форму».

Лонсирема трясло.

Видение Цоза снова вставало перед ним — рваные облака, недвижные смерчи, песчаные столпы и тоскливые стены тумана. Бесконечные улицы уходили в туманную мглу, а дома были грудами тлена. Сутулые призраки торопились куда-то, суетные и безликие. «Еретики, — вспомнилось смутно, — рескиаты…»

Тепло светились лампы вдоль стен комнаты, рама зеркала золотисто мерцала. Когда-то сияющий копьеносец предстал Лонсирему на улицах Цоза — но сюда не было пути витязям светлого воинства.

— Что вы хотите? — вжимаясь в кресло, пролепетал Лонсирем.

«Играть».

— Что?..

«Я играю. Тот, кто отказывается от игры, обретает определенную форму, неизменную навеки, и единственное, что изменяет его — смерть. Моя дочь связывает Меня, но Я проявляю себя во всем, что создано ею, так как Я — ее начало».

— Это… — шепотом сказал Лонси. — Вы…

«Вспоминай, Лонси, у тебя отличная память».

— Это писал господин Гаренау, антрополог и религиовед, — смирно ответил Лонсирем. — Вы цитируете господина Гаренау, главу о метафизике Легендариума. Я на экзамене отвечал профессору Станирау по трудам господина Гаренау.

«То-то же», — сказала бесконечность.

— Вы… — несчастным голосом сказал Лонсирем, — вы смеетесь? Зачем вы это?

«Сойдет и так, — пояснила бесконечность. — Ты обещал поиграть со мной, Лонси. Выигрыш уже у тебя. Давай поиграем».

— Выигрыш? — непонимающе пробормотал Лонсирем. — Выигрыш… Я играл с толстой… с госпожой, которая продавала сувениры. Но я с ней не играл! Она говорила странные вещи. Я подумал, что она сумасше… Вы?! Вы…

«Ясный разум суть определенная форма, Лонси. Рескит, которую знает Древний Юг, безумна».

Маг замер. Конечности его одеревенели, пальцы свело. Он едва дышал.

— Что со мной будет?.. — прошептал Лонсирем.

«В замкнутом мире Я проявляюсь опосредованно. Ты — Маг Выси, мальчик мой. Я проявляюсь через тебя».

— Маг… — начал Лонсирем.

И осекся.

Ветер бил в стену огромной, высокой как комната палатки. Пара световых заклятий не разгоняла сумрака. На складном стульчике возле металлического стола сидела принцесса Лириния, затянутая в полевой мундир.

151