Дети немилости - Страница 80


К оглавлению

80

Приняв такое решение, на секунду он струхнул — в кабаке могли обокрасть, вытащив последнее, и там могли быть дурные женщины и продавцы наркотиков, и просто лихие полуночники с ножами. Но господин Кеви спал в своей честной постели, а господин Леннерау сообщил следующее: деньги надо держать поплотней, наркотики вредны для здоровья, а от дурной женщины он бы не отказался, только, жаль, заплатить ей нечем. При настоящем состоянии финансов позволить себе можно только стаканчик-другой чего-нибудь эдакого. А потом пойти в комнаты ожидания и провести там остаток ночи под видом путешественника, прощающегося с доброй Рескиддой.

Лонси захихикал и направился к мерцающей вдали вывеске.

…И было весело: совсем неплохо. Людей в задымленном подвале оказалось полно, они разговаривали, играли в «палочку» и в «пух-железо», один раз две пьяные компании чуть не передрались. Наблюдать было интересно. Лонси потягивал в углу обжигающую, глянцевито-черную местную алензу, вслушивался в диалекты риески и пытался угадать, откуда приехал в столицу тот или иной мужлан. Один рескидди, золотобородый бык, ругался так затейливо и забавно, что половину хотелось запомнить на всякий случай. «Тоже арсеит», — насмешливо подумал маг, уставившись в стакан. Бородач на редкость изобретательно сочетал между собою всех трех Матерей, а также вторую из них, Арсет, с ее светлым воинством.

Потом к Лонси подсел кто-то из завсегдатаев и предложил сыграть в «палочку». Лонси улыбнулся: даже он имел достаточно опыта и благоразумия, чтобы не поверить шулеру. Приятно было сознавать, что тебя не сумеют обвести вокруг пальца, и аллендорец вполне доброжелательно ответил, что проигрывать ему нечего.

— Проторговались? — понимающе спросил шулер.

— Нет, что вы, — отвечал господин Леннерау, играя алензой в стакане. — Я продажами не занимаюсь… Директор экономит на командировочных.

Они вместе прокляли выдуманного директора, после чего захмелевшему Лонси стало совсем смешно. Ночь катилась к утру, южанин-шулер, кажется, уже настрелял себе дичи; он добродушно посетовал на прижимистых северян и заказал себе такой же алензы, как у господина Леннерау.

Лонси одобрил его выбор.

И подумал, обводя взглядом мутный от дыма зал, что вот это правильная, настоящая жизнь: честно работать, а потом честно отдыхать. Если бы он действительно был Динремом Леннерау, посланником по вопросам торгового права, со скупердяем-директором в Ройсте, женой и любовницей, и полным отсутствием таланта к магии — это тоже было бы совсем неплохо… «Что-нибудь делай и живи», — вспомнилось ему, но он уже забыл, кто это сказал. Лонси подумал, что очень долго пытался начать что-нибудь делать, все время и силы тратил на это и не преуспел; может, попробовать сперва начать жить?

Шулер сказал, что выпьет за его здоровье.

Лонси кивнул и улыбнулся.

Он еще пару часов просидел в кабаке, слушая откровения южанина; это ему всегда удавалось хорошо — внимательно слушать и выказывать интерес к собеседнику. Под конец шулер едва не признался ему, что он шулер: он пил и все больше горячился. Стал учить Лонси играть в «палочку», безо всяких ставок, просто так; потом, когда аллендорец еще раз поклялся, что проиграть может только пуговицы, расхохотался и от щедрот поставил выпивку за свой счет.

Аленза вовсе не была крепкой, Лонси не собирался валиться под стол; родители его пили это южное вино для укрепления здоровья и по праздникам даже угощали его самого. Но привычки ко хмелю у Лонси совсем не было, а кроме того, за последнее время он мало ел, часто и сильно уставал. В сон от алензы не клонило, но голова шла кругом. Возможно, причиной тому становился еще дым, наполнявший помещение. Ранней ночью то был обычный табак, потом — уже другие курительные травы.

— Э-э, — сказал южанин, хлопая его по спине, — парень, глаза у тебя как у рыбы. Надо бы тебе на воздух.

Лонси закашлялся и прошептал: «Да… да».

Пьяный и окончательно подобревший шулер даже помог ему подняться и выйти, больше того — сам сунул в руку Лонси его обтрепанный чемоданчик и велел не забывать вещей. Аллендорец, еле шевеля языком, поблагодарил: в глазах у него мутилось. От глотка свежего воздуха неожиданно начало тошнить, Лонси понял, что он гораздо пьянее, чем казалось, и обругал себя за глупость.

Южанин хохотнул, попрощался и скрылся, велев напоследок передавать привет жене и любовнице.

Лонси привалился к стене.

Луна скрылась, стало темно как в бочке; редкие огни ничего не освещали, точно нарисованы были на холсте мрака, а не зажжены живыми людьми… Вывеска мерцала и гасла. Тянул холодный зловонный сквозняк. Лонси стоял и пытался вспомнить, что он собирался делать и куда идти. Чемодан оттягивал руку, это немного успокаивало: несмотря на хмель, мысли двигались. «Я хотел идти на вокзал, — сказал себе Лонси. — В комнаты ожидания. Уже пора. Сейчас никто не удивится, что я пьян. Надо прийти туда до утра. Утром придут местные. На местные поезда. По делам. Будет нехорошо…»

Он отлепился от стены и медленно зашагал по улице. Вокзал был совсем рядом, это Лонси помнил твердо. Чуть ли не вот эта самая стена была стеной вокзала; оставалось только дойти до угла огромного здания, свернуть, а там никакого труда не составит найти вход.

Лонси брел, встряхивая головой и сжимая ручку чемоданчика. Ветер усиливался, в нем чудился запах воды. Должно быть, он дул с озер. Редкие деревья, притулившиеся меж домов, слабо шелестели листвой. Лонси брел и брел, потом повернул в переулок. На том конце переулка должна была оказаться широкая улица и вход в здание вокзала.

80