— Иди сюда, — улыбнулся Итаяс.
Она послушно спрыгнула наземь, перемахнув через оградку крыши. Стараясь даже вскользь не смотреть на отца, подбежала к брату — и в руки ей упало безвольное тело Мирале… Неле едва не выронила ее.
Факелы трещали, свистел ветер, а кроме того не было никаких звуков.
— Тебе я могу доверить мою невесту, — ласково сказал Итаяс. — Отведи ее в дом, утешь, дай воды и постель. Я скоро приду.
— Стой, — тяжело велел Арияс.
Юцинеле замерла, быстро поглядывая то на одного, то на другого. Невозможно было ослушаться отца, но и брату невозможно было не подчиниться! Колени слабели от ужаса, еще немного — и Неле вместе с бесчувственной невесткой осела бы наземь, но вдруг гибкое тело в ее объятиях напряглось, холодные пальцы больно впились в плечо: Мирале, цепляясь за нее, вставала на ноги. Неле попыталась найти ее взгляд, но красавица смотрела в землю. Она не плакала.
Улыбка, искаженное отражение улыбки сына, явилась на лице каманара.
— Мне в моем доме ни к чему чужая невестка, — сказал он. — Верни девушку жениху.
— Я — ее жених.
Луна выплыла из-за облаков. Лик ее был бледен, как лик каманара, а глаза Арияса сверкали подобно двум страшным звездам. Он сошел с крыльца и стоял теперь перед Демоном, глядя ему в глаза — такие же, как у отца, светлые, бешеные.
— Дзеров я хотел видеть союзниками против Императора, — сказал каманар. — Теперь для Дзерасса настала пора гнева. Больше Дзерасс не выйдет биться рядом с Таяном. Думал ли ты, что делаешь?
— Я захотел девушку и взял ее, — безмятежно ответил Итаяс. — Она родит мне сыновей.
С ужасом глядя на них, Юцинеле крепче обняла безразличную ко всему Мирале. В лунном сиянии сверкнули перстни, когда рука Арияса взлетела в замахе… Итаяс перехватил отцовскую руку и сдавил так, что серебряный браслет глубоко вошел в плоть. Лицо Арияса перекосилось от боли: кость треснула.
— Благодари богов, отец, что поднял на меня левую руку, — сказал Демон с неизменной улыбкой. — Много ли стоит каманар, неспособный держать меч?
Взгляд Арияса помутился от гнева.
И быть бы смертельной схватке между отцом и сыном, не встань между ними Наргияс…
Эхо давнего ужаса проснулось в груди Юцинеле. Только Наргияса согласны были выслушать оба, отец и сын. Он славился мудростью, он судил справедливо; Арияс не знал жалости и сам это понимал, а еще он понимал, что не всегда людям по сердцу непреклонный правитель. Потому каманар часто соглашался поступить по слову своего побратима. К тому же силы Наргияс был такой, что утихомирить сцепившихся мог не только мудрым словом, но и щедрой оплеухой…
«Что теперь будет? — подумала Неле. — Наргияса убили. Теперь, если брат повздорит с отцом, никто их не остановит».
Потом мысли ее оставили далекий Таян и вернулись на авиаполе под Ройстом.
Кентаяс сказал, что мать Неле собрала для них пир. С тех пор, как Арияс отказался от лона Юнэ, все помыкали ею, как рабыней. Неле сморщила нос. С четырех лет, став ученицей Наргияса, она ходила на женскую половину немногим чаще, чем мальчишки, и мать свою знала плохо. Мать, сестры, младшие жены отца — все они были на одно лицо: трусливые, плаксивые, какие-то блеклые. Неле не нравились женщины гор. Мужчина может насладиться женщинами, а потом получить от них сыновей, и что ему тогда за дело, смелы ли эти женщины, умны ли. Неле мужчиной не была и ничего хорошего в них не видела. Одна только Мирале не походила на прочих. В первый миг она напомнила Неле меч, и была впрямь как меч — сияющая и строгая.
Маг Лонси ушел закапывать мусор. Неле подумала, что не очень-то удобно будет тащить домой овчину, но что поделаешь. Может, у кого-нибудь найдется лишняя тесемка — перевязать? Ветер становился все холоднее, облака быстро заволакивали небо, в котором час назад танцевали стальные птицы.
…Когда Неле и другие заложники-таянцы только прибыли в Аллендор, их показали принцессе Лиринии. Даже ума Неле хватило, чтобы понять: король Сангрем не более чем сидит на троне, правит же королевством его дочь. Уместить это в голове получалось, только помня, что принцесса наполовину рескидди. Про Рескидду в горах знали, что там живут наоборот: женщины воюют, а мужчины сидят по домам.
Золотые волосы Лиринии сверкали так ярко, что слепили глаза, и казалось, что принцесса прекрасна как день. Лишь потом примечалось, что и волосы эти не слишком густы, и лоб у принцессы чересчур выпуклый и высокий, и вместо сладких изгибов в ее теле одни неженские мускулы. Росту же она оказалась вовсе уродливого, выше Кентаяса. «Это значит, во всем Таяне один Наргияс выше нее!» — изумленно думала Неле, пока принцесса коротко переговаривалась со своими советниками. Одежда ее смотрелась совсем странно. Много позже Неле разобралась в устройстве аллендорских войск: то был мундир полковника авиации.
Когда августейшая полковник подняла голову, точно злые духи направили ее взгляд: серо-голубые глаза Лиринии скользнули по лицу Юцинеле.
— Ты дочь Арияса? — спросила принцесса.
Неле так оробела, что не смогла раскрыть рта, и ответили за нее.
В суровом Верхнем Таяне женщинам было тяжело, они начинали болеть и умирать одна за одной. Каманар и многие другие решили отослать своих жен в союзный Аллендор: там они жили бы в тепле и холе, заодно служа заложницами. Сопровождали женщин старики, бесполезные в открытом бою, но искушенные в хитростях, и немногие воины: подобно королю, таянский каманар заводил посольство в союзных землях. Аллендор слал в горы оружие, а взамен Таян обещал безопасность караванов сейчас и союз с королевством потом, когда все камы Лациат признают старшинство Таяна. Равнинники не понимали, что буде случится необходимость, воины гор легко позабудут о заложниках. Они полагали, что Юнэ, старшая жена Арияса, правит прибывшими, словно рескидди. Кентаяс долго думал, что с этим делать. Разубеждать равнинников не стоило, а глупая Юнэ могла все испортить, невесть что возомнив о себе вблизи настоящей рескидди, Лиринии. К счастью, Юцинеле умела вести себя в собрании мужчин, а потому на встречу с правителями равнин взяли ее. Судя по всему, принцесса сочла ее подобием себя и отнеслась милостиво.