Словно одобряя мои слова, впереди негромко прозвенели колокольчики. Среди их журчания томной кошкой протянулась мелодия флейты, а той нежным переливом отозвалась лютня. Голос струн сливался с шумом фонтана. Слишком рано для бродячих музыкантов, в такое время они отсыпаются после ночного труда, да и мелодия звучала непривычная — не уличные куплеты или новомодная ариетта, а старинная северная песня.
Не веря своим ушам, я ускорил шаги.
Какая странная и редкая удача… Их всегда было немного, теперь и вовсе почти не стало. Северное княжество Меренгеа становится промышленным, отступают леса, гигантские волки уходят все дальше к ледяному океану и реже отзываются людям. Им противны фабрики на окраинах и улицы, заполненные паровиками. Трудно представить, что они захотели прийти сюда, в среброкаменное сердце столицы, но они здесь и собираются танцевать.
Доброе предзнаменование.
До прихода арсеитства северяне поклонялись Великим волкам, и до сих пор почитают прежних богов. Народы Меренгеа упрямы как камни, они готовы были пролить кровь за веру предков, но не изменить ей. Есть легенда о добром ваятеле, который зажег свет в их сердцах. В ту пору, когда меренцы жгли церкви и убивали священниц, в одном селе пахари приходили к храму охотно и мирно. Изучив обстоятельства, князь обнаружил, что ваятель, присланный вырезать статую Арсет, поставил рядом с нею кумиры Великих волков — так, будто бы звери защищали ее. Тогдашний князь Мереи был мудр, и послал спросить совета у Младшей Матери, прежде чем запрещать и карать. Теперь в Меренгеа исповедуют разрешенную ересь: северяне верят, что рядом с Арсет в вечной битве сражаются Великие волки.
Выйдя на площадь, я остановился в стороне, под арочным сводом, боясь потревожить их. Старший танцор сидел на краю фонтана и брызгал водой в крохотных волчат, игравших в бассейне. Шкура зверенышей еще не успела приобрести знаменитый серебряный отлив: волчата были молочно-белыми. Самый большой волк дремал, вытянувшись на солнечной стороне. Литые из серебра ивовые ветви с подвешенными колокольчиками трепетали в руках молодой танцовщицы, которая плавно ходила по кругу, изредка всплескивая тонкими обнаженными руками. За ней, вытягивая морду, следовал другой волк. Чуть поодаль, на скамейке, сидели рядышком флейтист и лютнистка. Кажется, началось с музыкантов, которые захотели сыграться, а юный волк с азартом отозвался и увлек в танец подругу…
Серебряные ветви взлетели как крылья и скрестились над ее головой. Сильные ноги переступили, плеснула широкая юбка, открывая колени. Волк поднимался на задние лапы, опускался, ритмично поводил головой из стороны в сторону. Танцовщица кружилась, закрыв глаза, а он ходил вкруг нее — громадный, умный серебряный зверь, достававший ей головой до плеча. Перескочив бортик, прибежали волчата и сунулись девушке под ноги. Она ловко переступала через них, прыгала и уворачивалась, грациозная как бабочка…
Танец кончился, девушка села, разбросав юбку, а я все смотрел на них. В устьях переулков собрались зрители; в ранний час их было немного, но волчьи танцоры выступают не ради денег и аплодисментов. Их невозможно вызвать на вечер, заказать выступление за деньги, и даже пригласить как друзей получится не всегда. Волки просто откажутся танцевать. Танцоры Меренгеа странствуют там, где им нравится, и пляшут тогда, когда хотят. Всякий рад дать им приют и пищу, ведь они приносят с собой удачу: самые свободные люди на земле.
Я улыбался.
Коли уж речь идет о знамениях и предчувствиях, то дурные уравновешиваются добрыми. Что бы ни тревожило Лаангу, но летит ко мне Эррет, украшение судьбы, премудрое и прекрасное создание, гордецам Восточных островов отправился внушать смирение сам Эрдрейари, а я увидел на набережной волчьих танцоров.
Я разглядывал их, как ребенок. Длинные волосы старшего танцора пробила седина, но тело его оставалось крепким телом молодого человека. Его партнерша — подруга? дочь? — движения ее отличались необычайной грацией призрака или богини, но черты лица оказались неправильными, по-человечески теплыми. Лохматый дударь любовно разглядывал свой инструмент, приблизив к лицу. У северян темные волосы, а он, судя по шевелюре, пришел с юга, или же был плодом смешения кровей. Смуглая худая лютнистка что-то говорила ему, обнимая лютню.
…Мне стало холодно под толстым плащом.
Маска Онго показалась невыносимо тяжелой, ноги приросли к земле.
«Это не она, — подумал я. — Это не может быть она».
Музыкантша выпрямилась, склонила голову к плечу, выслушивая ответ собрата; ее жесты немного изменились из-за того, что плоть высохла, но я узнавал их. Я узнал бы их во сне, в бреду и после собственной смерти. Волки Меренгеа… мы так часто говорили с нею о старой вере ее земли, а потом некроманты сказали, что она желает только покоя и просила не приходить к усыпальнице…
Она не узнавала меня.
Что удивляться? Если она и бросила случайный взгляд в мою сторону, то поняла, что под плащом живой — поднятые не путают — и мигом забыла об этом. Приняла, как и предупреждал Онго, за таящегося влюбленного. «Это не она, — сказал я себе, борясь с замешательством, которое стало уже постыдным. — Аргитаи не отпустил бы ее. Это не Алива». Право, Алива не могла оказаться здесь, вдали от родного дома, с бродячими танцорами… ее брат не позволил бы ей подвергать себя опасности, даже после смерти… «Это не она», — повторил я, уже сознавая очевидную ложь.
Теперь девочек называют все больше именами рескидди, а не уаррскими, да и у мальчишек имена часто оканчиваются на «сен», а не на «о» или «аи». Она носила поющее древнее имя, княжна Меренгеа, Алива Мереи. Носила и носит, но теперь мне нельзя произнести его так, как произносил прежде. Она ушла из числа живых.