Дети немилости - Страница 19

— У меня было дурное предчувствие, — пробормотал он.

Я опустил чашку на блюдце. Эрдрейари мастер беседы, но времени остается все меньше…

— Онго, — сказал я. — Прости, что меняю тему, но чем я обязан твоему сегодняшнему визиту?

Тот помолчал. Уточнил:

— Если я не ошибаюсь, сегодня в Данакесту возвращается Эррет?

— Да. Честно говоря, я ждал ее не раньше чем через месяц, но она быстро управляется с делами. Надеюсь, она сможет рассчитывать на твою помощь, Онго. Ты сам когда-то сказал, что Восточные острова не прощают пренебрежения, а из-за переговоров с аллендорцами я непозволительно затянул с поездкой. Пришлось заказать верховному магу пространственный разрез. Атомник может подождать на авиаполе, но схема ждать не будет…

Онго поглядел на меня.

— Мори, — сказал генерал, — я знаю, что ты торопишься, и потому прошу прощения за то, что сразу перехожу к делу.

Я удивленно поднял бровь.

Впрочем, должно быть, для Эрдрейари эти светские разговоры действительно называются «сразу». Я забываю, что он родом из другой эпохи. Какое-то время после пробуждения в его речи еще проскальзывали старинные конструкции, а его представления о нравах и общественном устройстве не соответствовали действительности, но уже через пару месяцев он стал казаться совершенно современным человеком.

Есть иллюзия, что со временем нравы смягчаются и мы цивилизованнее наших прадедов. Но стоило взглянуть, как Эрдрейари обращается с пленными, мирными жителями, собственными солдатами, сравнить его с живыми генералами… Благородство — категория вневременная.

Эрдрейари медленно мерил шагами комнату. Качался тяжелый плащ, утреннее солнце золотило маску. Яркий луч сверкал на лаке глобуса, как раз там, где находилась столица и примыкающие к ней земли.

— Мори, — наконец, произнес Онго, остановившись возле глобуса и разглядывая северные материки, — я понимаю, как нелепы разговоры о предчувствиях, и все же… Не могу сказать, чтобы мне приятно было сознавать это, но своим теперешним существованием я обязан Лаанге.

— Мы все многим обязаны Лаанге, — сказал я. — Но не упомню человека, которому было бы приятно это сознавать.

Онго склонил голову, скрестив руки на груди.

— Пойми меня правильно: я более чем благодарен ему. Я рад, что получил возможность узнать вас всех и исполнить клятву.

И тогда — возможно, с опозданием — я почувствовал беспокойство. Онго держался слишком серьезно, слишком долго он подводил разговор к тому, что я должен был услышать. Он, конечно, был литератор, но и военачальник; он мог выражаться вычурно, но хождений вокруг да около не уважал в обеих своих ипостасях.

Я выпрямился в кресле и сплел пальцы.

«Кажется, меня ждет дурная новость, — подумалось мне, — настолько дурная, что даже не требует спешки». Впрочем, за последние полгода дурных новостей я услышал больше, чем за всю предыдущую жизнь, и потому ждал спокойно.

— Онго.

Тот медлил. Маска оставалась непроницаемой, но я смотрел на сложенные кисти его рук и чувствовал, как нарастает тревога.

— Видишь ли, Мори, — наконец, очень мягко проговорил он, — фактически… теперешний я создан Лаангой. И потому между ним и мной существует определенная связь. Он видит меня насквозь, но и я вижу кое-что.

— Что случилось?

Онго глянул на меня.

— Не стоит так беспокоиться, — сказал он. — Еще ничего не произошло. Но ввиду последних событий, памятуя о несчастье, случившемся во время Весенних торжеств, я счел, что нужно принимать во внимание даже предчувствия. Особенно, если их источником является Лаанга.

— Отлично, — сказал я, рассматривая стол. — Отлично. Я еду с инспекцией на Восточные острова. Нас там не любят. Эррет сейчас в воздухе. В Рескидде и Аллендоре творится бес знает что. Арияса не могут найти. И тут приходит генерал Эрдрейари и говорит, что у него предчувствия. То есть у Лаанги. Что еще?

Онго добродушно засмеялся.

— Не стоит так беспокоиться, Мори, — повторил он. — И я пришел не с предчувствиями, а с конкретным предложением, которое, полагаю, тебя обрадует.

— Вот как?

Эрдрейари развел руками. Потом сел напротив меня и облокотился о стол.

— Оставь Восточный архипелаг мне, — предложил он.

Я изумленно на него воззрился.

— Полагаю, господа, жаждущие независимости островов, обрадуются мне ничуть не меньше, — посмеиваясь, сказал Онго. — Труды верховного мага не пропадут даром. Извини за прямоту, но я лучше твоего разберусь в работе штабов и администраций, да и по части внушить здоровый ужас…

С этим не поспоришь: здоровый ужас у генерала Эрдрейари получается куда внушительней. Я улыбнулся.

— Не вижу, почему бы мне не согласиться, — сказал я. — Но как ты объяснишь мое отсутствие?

— Разве в Данакесте мало дел?

— Немало.

— К тому же, — Онго подался вперед, и выражение его маски снова необъяснимым образом изменилось: теперь передо мною сидел не генерал, а поэт, — госпожа Эррет в пути. Встречай Эррет, Мори, — Онго улыбался под маской. — Если позволишь мне советовать — это сейчас самое важное из государственных дел.

— Спасибо, — сказал я, сощуриваясь. — Приятно, когда тебе доверяют важные государственные дела.

— По-твоему, княгиня Улентари не государственное лицо?

Эррет государственное лицо вовсе не потому, что несколько недель назад сочеталась браком с князем Сандо, молодым владетелем Уленакесты. Онго иронизировал. Я промолчал, ожидая продолжения.

— Мне кажется, ей есть что тебе сообщить, — сказал Онго. — Мори, работать ты будешь всю жизнь, и полагаю, некоторое время после, а молодость бывает один раз. Поверь поднятому старику.